Кавказ в первую половину года и положение дел на других азиатских окраинах

После проезда Государя по Кубанской области отряды наши за Кубанью продолжали рубку просек, проложение дорог, устройство станиц и проч. Когда граф Евдокимов возвратился 12-го октября в Верхне-Абадзехский отряд, к нему снова явилась депутация от горских племен с прежними просьбами; но получила положительное и окончательное решение, чтобы все оставшиеся в горах племена непременно, до наступления ноября, избрали одно из двух: или переселиться на указанные места на равнинах, или же совсем покинуть Кавказ; депутации было объявлено, что в случае неисполнения этого требования к назначенному сроку войска двинутся в горы и очистят их силою оружия.

Мелкие племена, обитавшие в верховьях Большой и Малой Лабы и Ходзя (башилбаи, там, кизилбеки, баг и другие), подчинились требованию русского начальства: часть их переселилась на

205

равнины за р. Белую, остальные ушли на южный склон хребта, чтобы с наступлением весны отплыть в Турцию, так что к концу года все пространство между верховьями Урупа и Ходзя до Главного хребта было очищено от горского населения. Войска продолжали беспрепятственно устраивать новую линию постов вверх по р. Белой.

Что же касается до абадзехов и шапсугов, то по возвращении к ним депутации с последним решительным ответом графа Евдокимова воинственная партия в среде этих племен взяла окончательно верх, и решено было возобновить неприязненные действия против русских. 20-го ноября шайка горцев произвела нападение на команду, рубившую просеку на левом берегу р. Белой, причем были в войсках убитые и раненые. На другой же день более значительное скопище абадзехов проникло до станицы Ново-Лабинской (на низовьях Лабы, не далее 20 верст от Кубани) и произвело нападение так внезапно, что едва не ворвалось в станицу. Два раза горцы возобновляли натиск; но были окончательно отбиты подоспевшими двумя ротами пехоты и казаками соседних станиц*. Горцы обратились в полное бегство и понесли большую потерю. С нашей стороны было 13 убитых и 9 раненых.

Из 12 новых станиц, устроенных за Кубанью, сформированы три новые конные полка; в составе Кубанского казачьего войска прибавилась седьмая бригада. В ноябре произошла упомянутая уже мною перемена начальства в Кубанской области: с назначением генерал-майора князя Святополк-Мирского начальником Терской области" и оставлением за графом Евдокимовым начальства в одной Кубанской области последний получил возможность сосредоточить все свое внимание на ведении дел за Кубанью.

Такое разделение начальства было необходимо и в интересах Терской области, где разбойничество не прекращалось. Еще в октябре предпринята была, так сказать, облава против шаек Ума-дуя и Ата-бая. В верховья Аргуна направлены были войска и милиции с трех сторон: из Чечни, из Андийского округа (Дагестана) и с юга из Тионетского округа (милиция Тушино-Писаво-Хевсурская). Окруженные с всех сторон, шайки были почти истреблены; один из предводителей-Ата-бай сдался; другой-Ума-

* Далее в автографе зачеркнуто: «В преследовании отступавших горцев принял участие и эскадрон Тверского драгунского полка». (Прим, публ.)

" Далее в автографе зачеркнуто: «<...> и командующим в ней войсками, с производством в генерал-лейтенанты». (Прим. публ.)

206

дуй, бывший в прежнее время наибом у Шамиля и пользовавшийся большим влиянием между горцами, успел с небольшой частью своей шайки скрыться. Для розыска его пришлось войскам и милициям еще долго гоняться за ним по горным трущобам в суровое время года. Князь Мирский объявил, что не выведет войск из гор, пока не возьмет Уму живым или мертвым. Только 14-го декабря этот отчаянный вожак шаек явился к князю Мирскому, предав участь свою милосердию русского Императора. По ходатайству князя Мирского Ума, так же как и Ата-бай, был помилован; оба они были только высланы с Кавказа с их семьями во внутренние губернии России.

В Дагестане положение было вновь удовлетворительно. Во вновь образовавшемся округе, Андийском, устроилось новое управление и водворен порядок. Каракуль-Магома, волновавший Унк-ратль, был захвачен со всеми его сообщниками (до 150 человек) генералом Лазаревым, при помощи одних милиций дагестанских, за которыми войска следовали только в виде резерва.

В течение осени происходило перемещение войск в Терской и Дагестанской областях для освобождения от местной службы частей 18-й пехотной дивизии, которая, в исполнение Высочайшего повеления, постепенно выступала эшелонами с Кавказа в кадровом составе и расположилась на своих квартирах в Тамбовской губернии.

В Кутаисском крае назначение генерал-губернатором генерал-лейтенанта Николая Петровича Колюбакина оказалось не совсем удачным. Его задорный, раздражительный характер возбуждал общее неудовольствие. Владетель Абхазский князь Михаил Шер-вашидзе не мог слышать его имени. Колюбакин имел привычку поперечить всем и во всем; не уживался ни с высшим начальством, ни с подчиненными. Между прочим, и предположение, лично одобренное Государем, о проложении дороги из Сухума на северную сторону Кавказского хребта, встретило почему-то оппозицию со стороны нового генерал-губернатора, считавшего этот проект неисполнимым. Что касается до князя Шервашидзе, то он не воспользовался полученным Высочайшим разрешением на поездку в Константинополь, по причине болезни жены, которая вскоре и скончалась.

В конце года велась переписка относительно заявленного некоторою частью черногорцев желания переселиться на Кавказ. Мне казалось важным воспользоваться этим воинственным и дружественным России населением для занятия приморской полосы

207

гор, по очищении ее от враждебных туземных племен. Однако ж кавказское начальство нашло разные затруднения к осуществлению этого предложения, которое и осталось без последствий.

На среднеазиатских окраинах положение наше представлялось в каком-то неопределенном виде; не было у нас даже определенной государственной границы. Считавшиеся в русском подданстве киргизские роды терпели от набегов хивинских и коканских шаек и даже от своих хищников; старый путь караванов из Бухары и Хивы в Оренбург был не безопасен. С начала пятидесятых годов начато было генерал-адъютантом Перовским устройство Сыр-Дарьинской линии, для ограждения подвластной нам степи от хивинцев и коканцев*; но крайним передовым пунктом этой линии был Джулек, в 100 верстах от форта Перовского; а в 70 верстах далее по Сыр-Дарье находилось уже коканское укрепление Яны-Курган. Между этою оконечностию Сыр-Дарьинской линии и передовыми пунктами, занятыми нашими войсками со стороны Западной Сибири (укрепления Аульета), не было никакой связи; оставался большой промежуток, верст в 400, пересеченный горным хребтом Каратау, где вовсе не было определенной границы, так же как и на всем протяжении от Аральского моря до Каспийского.

По плану, предложенному оренбургским генерал-губернатором и командиром Отдельного оренбургского корпуса генерал-адъютантом Безаком, предполагалось Сыр-Дарьинскую линию продлить несколько вверх так, чтобы левый ее фланг упереть в хребет Каратау. В исполнение этого плана решено было в 1861 году предпринять движение к Яны-Кургану, чтобы выгнать оттуда коканцев.

С этой целью начальник Сыр-Дарьинской линии генерал-лейтенант Дебу (прежде служивший на Кавказе) в сентябре месяце выступил из Джулека с отрядом, не превышавшим 1000 человек, считая в том числе и волонтеров, с 9 орудиями. Подойдя 20-го сентября к Яны-Кургану, после предварительной рекогносцировки, затем ночью устроил траншеи в 25 саженях от крепостных стен, и на другой день коканский гарнизон сдался; укрепления были взорваны.

' В 1853 году занято Перовским коканское укрепление Ак-Мечет, где и возведено укрепление, названное впоследствии форт Перовский.

208

Уничтожение Яны-Кургана побудило некоторые из подвластных Кокану киргизских родов перейти под власть России. Чтобы наказать их за измену, коканский правитель Азрета (Туркестана), не успевший подать помощь Яны-Кургану, двинулся в октябре, с многочисленным скопищем, по обоим берегам Сыр-Дарьи. Часть этого скопища, следовавшая по правому берегу реки, внезапно напала на команду, высланную из Джулека за сеном; несмотря на малочисленность команды, нападение было отражено. Главные же силы коканцев, направленные по левой стороне Сыр-Дарьи, в обход Джулека, узнав о движении войск, высланных из форта Перовский, отступили, ничего не решившись предпринять. После этого бесплодного покушения коканцы приступили к возведению новой крепости, в 8 верстах выше разрушенного Яны-Кургана.

Отношения наши с ханством Хивинским были также недружественные. Как сказано выше, оттуда беспрестанно появлялись шайки грабителей, против которых приходилось ежегодно, в летнее время, выдвигать в степь небольшие летучие отряды. С Бухарой же у нас не было еще непосредственного соприкосновения; но с давних времен велись довольно деятельно торговые сношения. Бухарские купцы являлись в Оренбург, даже на Нижегородской ярмарке и в Москве. Несмотря на то, в Бухаре задерживали в рабстве случайно захваченных русских подданных. Бухарский эмир, обещавший еще в 1858 году не держать русских пленных, не исполнял однако ж этого обещания и, несмотря на неоднократные наши требования, не выдавал находившихся в то время в Бухаре 13 русских. Также содержались там трое итальянцев и один француз (Фердинанд Меаца, доктор Гаваци, граф Летта и переводчик Тесьер), вздумавшие еще в прошлом году предпринять рискованную поездку в Бухару, чрез Оренбург, для исследования по шелководству и для закупки шелковичных червей (вследствие появившейся в Италии на этих червях болезни). Эти несчастные, слишком доверчивые иностранцы содержались в Бухаре в строгом заточении, несмотря на все просьбы и требования как русского, так и турецкого правительства. Такое поведение эмира вызвало репрессалии с нашей стороны: в июне 1861 года сделано было распоряжение, чтобы впредь, до исполнения эмиром его обязательств, не допускать бухарских купцов и товаров ни в Москву, ни на Нижегородскую и другие ярмарки. Мера эта подействовала: эмир освободил упомянутых 13 русских пленных, а также и итальянцев. Те и другие прибыли в Казалу (форт № 1) 22-го

209

июля и отправились далее в Оренбург. Любопытно, что в письменном акте, выданном бухарским первым министром (Токса-ба) сопровождавшему пленных «караван-баши», объяснялась причина задержания итальянцев тем обстоятельством, что они прибыли в Бухару без всякого письменного вида от русского начальства; притом высказано было, что они освобождаются лишь в знак уважения к русскому правительству; ибо в случае, если б они прибыли в Бухару не из русских пределов, то по местному обычаю не избегли бы смерти. Освобождение этих несчастных путешественников было принято в Италии с большою радостию; итальянский министр Висконти-Веноста выразил письменно князю Горчакову признательность итальянского правительства.

Коснувшись наших азиатских окраин, воспользуюсь случаем, чтобы пополнить пропуск в моем рассказе о начале 1861 года, относительно достигнутого в то время успешного окончания дела о новой границе Восточной Сибири с Китаем.

Айгунский договор, заключенный в 1858 году графом Мура-вьевым-Амурским и закрепивший за Россией весь левый берег р. Амура, оставил нерешенным вопрос о южной границе ново-приобретенной территории за этою рекой, между р. Уссури и морским берегом. Притом китайское правительство продолжало уклоняться от ратификации договора. Для окончательного решения дела переговоры с Китаем возложены были, в 1860 году, на генерал-майора свиты Ник<олая> Павл<овича> Игнатьева- молодого еще генерала, но предприимчивого, ловкого и уже зарекомендовавшего себя удачным исполнением миссии в Хиву и Бухару. Колоссальная империя китайская находилась тогда в бедственном положении: расшатанная обширным внутренним мятежом «тайпингов» *, она вместе с тем подвергалась нападению двух сильных морских держав -Англии и Франции. В сентябре 1860 года, когда союзный экспедиционный отряд, высадившись при устье р. Пей-хо, двинулся к самой столице Поднебесной империи и, дойдя до ее предместий, варварски жег и грабил великолепный загородный дворец богдыхана (24-го сентября ст. ст.), русский уполномоченный, с небольшим конвоем казаков, мирно въехал в Пекин и явился в роли посредника между союзными генералами и китайскими властями. Оставшийся в столице, в качестве

' Так в тексте. (Прим. публ.) 210

правителя или наместника богдыхана, брат его Гун-цин-ван обратился к генералу Игнатьеву, прося его совета и заступничества пред беспощадным врагом. Русскому генералу удалось склонить обе стороны к примирению, и при участии его подписан 12 (24)-го октября между союзниками и Китаем мирный договор.

Англо-французская экспедиция открыла доступ в Китай европейской торговле и влиянию; но образ действий союзников, в особенности англичан, оставил в стране самое невыгодное для них впечатление. Варварское истребление и разграбление императорского дворца возбудили заслуженное негодование. Сановники китайские были раздражены высокомерием и грубым обра-

211

щением союзников. Тем более старались они выказать дружественные чувства русскому уполномоченному и выражали признательность за услугу, оказанную им в критический момент. Начатые Игнатьевым переговоры пошли весьма успешно, и по удалении союзников, 2-го ноября, подписан в Русском подворье окончательный договор между Россией и Китаем, в дополнение и подтверждение Айгунского. Вслед за тем последовала и ратификация этого договора.

При выезде генерала Игнатьева из Пекина сам Гун-цин-ван провожал его с большим почетом; местным начальствам по пути русского посла предписано было оказывать все возможные почести «спасителю Китая». С другой стороны, Игнатьев получил благодарность и от союзных военачальников; а впоследствии император Наполеон III, на приеме дипломатического корпуса в Новый год, обратившись к русскому послу графу Киселеву, поручил ему передать Государю признательность за оказанное Игнатьевым содействие успешному окончанию экспедиции в Китай. По возвращении генерала Игнатьева в Петербург, в начале 1861 года, он был обласкан Государем, получил звание генерал-адъютанта и, можно сказать, сделался героем дня. Россия окончательно приобрела обширную территорию по берегу Тихого океана с великолепною гаванью, названною Владивостоком.

В своем месте было уже упомянуто о перемене главного начальства Восточной Сибири в начале 1861 года; но перемена эта ни в чем не изменила характера местного управления. Образ действий нового генерал-губернатора, молодого генерал-майора Ми-х<аила> Сем<еновича> Корсакова можно вполне признать продолжением деятельности предшественника его графа Н.Н. Муравьева-Амурского. При всей кипучей ретивости и широких взглядах этого последнего гражданское благоустройство отдаленной и непомерно обширной Восточно-Сибирской окраины мало подвинулось вперед за время его управления. И при нем, и при его преемнике, так же как прежде и после них, доходило до Петербурга много жалоб на злоупотребления и беззакония тамошней администрации. Что же касается до вновь приобретенных областей Амурской и Приморской, то можно сказать, что этот край находился еще в состоянии первобытной дикости: тогда только что начинались первые попытки заселения его и кое-какого устройства. С большими трудностями водворялись вдоль левого берега Амура станицы Амурского казачьего войска, которое в полном смысле бедствовало; только в апреле 1861 года утверждены и об-

212

народованы, по рассмотрении в Сибирском комитете, составленные генералом графом Муравьевым правила для поселения русских и иностранцев в названных двух областях. Но заселение такого отдаленного и дикого края, разумеется, не могло осуществиться скоро, даже в самых ограниченных размерах. Военные средства края были совершенно ничтожны: на всем громадном пространстве Восточной Сибири было разбросано 5 линейных батальонов, кроме Иркутского гарнизонного батальона, да и те едва были похожи на регулярные войска. На солдат смотрели тогда не как на силу боевую, а как на рабочие руки, без которых не было возможности обойтиться не только для производства казенных построек военного, морского и гражданского ведомств, но и для первоначального устройства станиц и селений, для почтовой гоньбы и для всех других разнообразных надобностей администрации в пустынном крае, где приходилось все созидать заново. Для обороны устья Амура и доступа к Николаевску были возведены еще во время Крымской войны кое-какие полевые укрепления или батареи, вооружение которых едва ли могло оказать серьезное сопротивление европейскому флоту.

По соглашению генерала Игнатьева с пекинским правительством предстояло в 1861 году, с открытием навигации, обозначить на самой местности условленную новую границу. Для этого назначена была с нашей стороны комиссия, под председательством контр-адмирала Казакевича, из полковника Генерального Штаба Будогоского (обер-квартирмейстера войск Восточной Сибири) и того же Штаба капитана Турбина. Комиссия эта прибыла 30-го мая по р. Уссури на пароходе к посту «Турий-Рог». В 20 верстах оттуда уже стояла лагерем прибывшая к тому же времени китайская комиссия, под конвоем многочисленного отряда. 6-го июня произошло первое свидание комиссаров, с соблюдением всех формальностей азиатского этикета, а 12-го числа соединенные комиссии обозначили новую границу по карте, врученной китайскому правительству генералом Игнатьевым, в бытность его в Пекине. Следующие три дня прошли в изготовлении и проверке копий этой карты, а 16-го последовало с известною торжествен-ностию подписание и размен карт и протоколов. На другой день комиссары обменялись подарками и разъехались, предоставив особой, назначенной от обеих сторон подкомиссии проехать вдоль всей границы для постановки пограничных знаков.

Вскоре после того совершилась в Китае перемена царствования: 12 (24)-го августа скончался богдыхан, занимавший престол

213

с 1850 года; наследовал ему 6-летний сын его; а потому учреждено было регентство из 8 высших сановников; но дядя малолетнего императора принц Конг произвел государственный переворот и, упразднив совет регента, сам стал во главе правительства.