Положение дел на Кавказе и в Средней Азии

Продолжительное отсутствие с Кавказа главного его начальника фельдмаршала князя Барятинского не могло не отзываться на ходе дел в том крае. В ожидании обещанного им возвращения в апреле 1862 года многие вопросы местной администрации откладывались до его приезда. Добродушный и всеми уважаемый князь Григорий Дмитриевич Орбельяни как временный начальник не брал на себя никакой инициативы и даже уклонялся от решения дел более важных. Начальник же штаба генерал-лейтенант Карцов, человек разумный и дельный, но еще новый в крае, не мог распоряжаться самостоятельно, не имея за собой опоры.

407

Между тем о фельдмаршале князе Барятинском в течение всей зимы не получалось никаких известий; не знали даже, где именно он находился. Только в феврале 1862 года, наконец, получил я от него письмо (от 2/14-го числа) из Малаги, где он находился с половины ноября, в полном incognito, так что пребывание его в этом городе было тайной даже для русского посланника в Испании графа Стакельберга. Замечательно, что в то же время проживал на острове Мадейре, а позже в Лиссабоне, другой русский главнокомандующий и наместник — граф Ламберт. В означенном письме от 2/14-го февраля князь Барятинский писал мне, что положение его здоровья не позволит ему ехать на Кавказ в апреле, как предполагалось, и что он намерен еще одно лето полечиться у Вальтера171. В первых числах апреля он прибыл в Женеву, откуда я получил от него второе письмо от 10/22-го апреля172; а вскоре затем он переехал на Рейн в имение сестры своей княгини Зейн-Витгенштейн (близ Кобленца).

На Кавказе продолжали ожидать с нетерпением приезда фельдмаршала. К счастью, в это время в крае все было благополучно. И в Дагестане, и в Терской области, под управлением генерал-адъютанта князя Левана Меликова и генерал-лейтенанта князя Дм<итрия> Ив<ановича> Святополк-Мирского, водворилось полное спокойствие. В Кубанской области, которая оставалась единственным театром военных действий, распоряжался генерал-адъютант граф Ник<олай> Ив<анович> Евдокимов. Там продолжалось систематическое выполнение предположенного плана — вытеснения из гор последних оставшихся еще горских племен и устройства новых казачьих станиц. Сосредоточенная в этой части края масса войск почти вся употреблена была на рубку просек, проложение дорог, расчистку местности под казачьи поселения и прикрытие вновь водворенных передовых станиц.

Почти все прежнее население гор между верховьями Кубани и Белой было уже вытеснено оттуда; частью оно переселилось на указанные графом Евдокимовым места на Закубанской равнине, частью же ушло на южный склон Кавказского хребта с намерением переселиться в Турцию. Но более крупные и воинственные племена абадзехов и шапсугов решили продолжать сопротивление до последней крайности. Они еще пытались, где только могли, противодействовать заселению края казаками, нападая не только на передовые наши отряды и выдвинутые далеко в горы казачьи станицы, но и предпринимая по временам нападения на задние станицы, как бы в напоминание о былых смелых набегах на наши линии.

408

Так 3-го января высланная из «Абадзехского» отряда, между р. Фарсом и Этокой, небольшая колонна майора Граббе для рубки леса была атакована горцами и понесла потери, причем сам майор Граббе ранен. В феврале сосредоточен был на р. Белой довольно сильный отряд для рубки просеки от «Ханского брода» к р. Пшишу, под личным начальством самого графа Евдокимова. Горцы предпринимали нападения 24-го и 27-го февраля и 2-го марта; последнее было весьма горячее, и не обошлось без потерь с нашей стороны; однако же каждый раз горцы были отбиваемы, и работа продолжалась безостановочно.

В апреле граф Евдокимов, снова собрав отряд на р. Белой, на месте водворения новой станицы, получившей впоследствии наименование «Царской», двинулся 26-го числа в Даховское ущелье и занял его после нескольких встреч с горцами. Занятием этого ущелья обеспечился левый фланг Белореченской линии, которая, таким образом, совсем уже примкнула к главному Кавказскому хребту; вместе с тем получена твердая опора для дальнейших действий в горные котловины, простирающиеся к западу от р. Белой, между Главным хребтом и так называемыми «черными» горами.

В мае приступлено к очищению долины Куржипса (притока Белой с левой стороны), что не обошлось без боя. Абадзехи оказали упорное сопротивление; но после нескольких горячих дел были вытеснены из этой долины.

После того скопища горцев не раз проникали в ту горную полосу между верховьями Кубани и Белой, которая была уже совсем очищена от горского населения и прикрыта передовой Белореченской линией со стороны той части гор, где гнездились еще непокорные племена. В этих нападениях принимали участие, кроме абадзехов, и племена южного склона Главного хребта, умножившиеся массой беглецов, вытесненных нами с северной стороны. Так, в начале июня собравшееся с разных сторон разноплеменное скопище, в числе приблизительно до 5 тысяч человек, появилось в верховьях Фарса и Губса и в ночь на 14-е июня произвело отчаянное нападение на укрепление Хамкеты, обороняемое лишь тремя ротами. Несколько раз горцы были отражаемы и опять возобновляли натиск; с прибытием же подкреплений из соседних станиц они принуждены были отступить, понеся огромную потерю, простиравшуюся по нашим официальным сведениям до 600 человек убитых и раненых. В наших войсках также была потеря 15 убитых и 51 раненых (в том числе 2 офицера). Форштадт и склад сена были сожжены.

409

Четыре дня спустя, 18-го июня, горцы в числе до 2 тысяч человек (вероятно, часть того же скопища, которое нападало на Хамкеты) покушались напасть на станицу Севастопольскую (верстах в 20 от названного укрепления); но наткнувшись на следовавшие в то время колонны войск, принуждены были бежать за Белую, бросив захваченный станичный скот, и понесли значительный урон.

Неудачи эти не отбили у горцев отваги и дерзости. 26-го июня и потом 8-го июля они произвели два раза отчаянные нападения на станицу Песменскую, в верховьях Большой Лабы. Первое нападение было предпринято скопищем до 4 тысяч человек (большей частью с южного склона хребта) так внезапно, на рассвете, что казачье население было захвачено совершенно врасплох. Ворвавшись в станицу, горцы начали жечь и грабить; но казаки, оправившись от первого замешательства, выбили неприятеля, а подоспевшие резервы преследовали горцев и принудили их бросить часть добычи. Однако же они увели до 37 человек пленных. Вто-

410

ричное нападение было также произведено на рассвете скопищем в 2 тысячи человек, и опять горцам удалось ворваться в одном месте станичной ограды; но в этот раз ворвавшиеся в станицу были все перебиты казаками; скопище было отбито с потерей 50 человек.

Таким образом, в Кубанской области лето 1862 года было довольно тревожное; но можно сказать, что эти попытки сопротивления со стороны горцев были как бы последними конвульсивными движениями умирающего. Водворение новых казачьих станиц на обширном протяжении к западу от р. Белой продолжалось успешно. К числу водворенных в прошлом году прибавилось еще несколько новых станиц. Еще в марте последовало распоряжение о сформировании трех новых полков: Адагумского, №№ 24-го и 25-го, из которых образовалась новая 8-я бригада Кубанского казачьего войска. В мае внесено было в Кавказский комитет предположение о дальнейшем заселении предгорий западного Кавказа. После продолжительных прений положено предоставить кавказскому

411

начальству и Военному министерству ежегодно определять возможный размер переселения, сообразно имеющимся на то средствам, так однако же, чтобы в общем итоге кавказская финансовая смета ежегодно уменьшалась в известной постепенности.

Сам граф Евдокимов должен был значительную часть лета провести на водах в Ессентуках; заведывание отрядами за Кубанью было возложено на черноморца — генерала Бабича. Тем не менее все главные распоряжения исходили от графа Евдокимова, и принятый им план приводился в исполнение с настойчивостью и беспощадной суровостью относительно вытесняемого из гор туземного населения. Горцы были на него так озлоблены, что, по слухам, решили убить его, для чего выбрали из своей среды 8 человек, обязавшихся привести это решение в исполнение. Однако же заговор этот не осуществился.

Окончательному утверждению нашему за Кубанью предполагалось оказать содействие движением отряда со стороны Абхазии, в нагорную страну Пеху и проложением в этом направлении дороги на северный склон Главного хребта чрез перевалы Доу и Ахбырц. Для этого движения предназначался отряд в 6 батальонов с 4 орудиями, то есть почти все, что было свободных войск в Кутаисском генерал-губернаторстве. Предприятие это, как известно, по личной воле Государя предполагалось возложить на владетеля Абхазского генерал-адъютанта князя Михаила Шервашидзе. Но князь Михаил, привыкший во всю свою жизнь действовать двулично и по своим личным побуждениям, неохотно принял на себя это поручение. Можно полагать, что он был связан своими прежними тайными сношениями с горскими племенами, соседними с Абхазией, или даже продолжал вести интриги для поддержания своего влияния в крае. Каковы бы ни были его затаенные цели, во всяком случае, он видимо искал предлогов, чтобы отклонить предположенное движение отряда в горы и проложе-ние новой дороги. В письме к начальнику главного штаба Кавказской армии генерал-лейтенанту Карпову князь Михаил требовал, чтобы отряд, назначавшийся под его начальство, был значительно усилен и чтобы он, владетель, был избавлен от всяких сношений с кутаисским генерал-губернатором генерал-лейтенантом Колюбакиным. Сношения с ним почему-то казались унизительными для достоинства князя Шервашидзе. Ненависть князя Михаила к Колюбакину доходила до того, что раз он даже высказал желание, чтобы последнему было запрещено произносить имя владетеля. Князь Гр<игорий> Дм<итриевич> Орбельяни, зная сво-

412

енравный характер князя Михаила, командировал в Сухуми генерал-квартирмейстера Кавказской армии генерал-майора Зотова с поручением объяснить лично владетелю Абхазскому невозможность удовлетворения его требований и уверить его, что генерал Колюба-кин не только не будет в чем-либо ему прекословить, но готов даже стать под его начальство, в звании начальника штаба отряда. Ничто не подействовало; приходилось или устранить князя Михаила от командования отрядом, или совсем отменить предприятие. Решение этого вопроса было предоставлено на ближайшее усмотрение генерал-адъютанта князя Орбельяни, о чем сообщено ему в моем письме от 25-го марта173; по получении же донесения его обо всех обстоятельствах Государь решил (6-го апреля) отложить экспедицию. В то же время, по Высочайшему повелению, сообщено мною о поведении владетеля Абхазского фельдмаршалу князю Барятинскому, для получения его мнения по этому предмету.

Князь Барятинский, которому вполне известны были и характер князя Михаила Шервашидзе, и обычный его образ действий, считал, однако же, нужным относиться к нему снисходительно, как к лицу влиятельному в приморской полосе Кавказа. При одном из своих с ним свиданий фельдмаршал даже имел неосторожность объявить ему, что русское правительство не коснется прав владетеля до конца его жизни и что только с кончиной его, князя Михаила, будет введено в Абхазии русское управление. Факт этот подтвержден самим князем Барятинским в ответе его от 28-го апреля/10-го мая из Зайна на мое письмо от 7-го апреля. В этом ответе выражалось мнение, что князя Михаила нельзя ни в чем винить, кроме только некоторой резкости его письма, объясняемой частью природной его гордостью, частью недостаточным знанием русского языка. В заключение высказано, что владетель Абхазии мог еще быть для нас полезен, если только щадить его самолюбие, не раздражать его и не выказывать ему недоверия174. Затем дело это было оставлено без последствий.

Князь Барятинский, пробыв некоторое время в замке Зайн, у своей сестры княгини Витгенштейн, провел остальное лето в Вильдбаде. Видевший его на Рейне доктор Вальтер нашел здоровье его в удовлетворительном состоянии и обнадежил, что ему можно будет возвратиться на Кавказ. Сам фельдмаршал писал мне из Вильдбада, 1-го июля, что чувствует себя хотя не так хорошо, как за месяц пред тем, однако же надеется осенью приехать в Петербург и затем отправиться на Кавказ175. Таким обра-

413

зом, в течение лета все еще не покидалась мысль о его возвращении к своему посту. Я продолжал сноситься с ним по главнейшим делам кавказским и спрашивал его мнения по вопросу, преимущественно тогда заботившему Военное министерство, — о сокращении расходов на Кавказскую армию. Настояния Финансового комитета о сокращении вообще военной сметы заставляли меня придумывать разные меры к достижению этой цели, но по возможности без ущерба боевой силы государства, которая, по моему убеждению, требовала не сокращений, а большего еще развития. Положение дел на Кавказе значительно изменилось со времени взятия Шамиля и усмирения всей восточной части края176; поэтому мне казалось возможным именно там сделать многие перемены, как в численном составе армии, развившейся под влиянием случайных обстоятельств непрерывной 60-летней войны, так и в некоторых традиционных порядках военного хозяйства, не ослабляя действительной боевой силы. В таком смысле предложен был мной кавказскому начальству ряд мер, представлявших, между прочим, и ту выгоду, что сближали организацию кавказских и прочих войск русской армии, как, например, приведение пехотных полков в 3-х батальонный состав, а кавалерийских (драгунских) — в 4-х эскадронный. Кавказское начальство приняло почти все предложенные сокращения и даже пошло несколько далее, так что с первого раза финансовая смета на 1863 год сокращалась на 2 '/2 миллиона рублей. Но князь Барятинский не все одобрил из того, на что согласилось временное начальство в Тифлисе; в особенности же восстал он против упразднения 4-х и 5-х батальонов. Окончательно решено было Государем упразднить только пятые батальоны; четвертые же привести в кадровый состав, а драгунские полки — в четырехэскадронный. При таком сокращении Государь изъявил согласие на оставление резервной кавказской дивизии на Кавказе еще на один год.

Наступила осень. В Кубанской области продолжались по-прежнему работы по водворению новых станиц и формированию новых казачьих полков. По временам отряды предпринимали поиски в горы для истребления остававшихся еще аулов. Но и горцы были почти постоянно в сборе: абадзехи и шапсуги, поддерживаемые населением южного склона гор, старались всячески препятствовать успеху работ. 3-го октября многочисленное скопище, в числе от 5 до 7 тысяч горцев, напало на станицу Ново-Баканскую (на дороге от низовий Кубани к Новороссийску) и ворвалось было в ограду; но подоспевшие резервы выбили горцев

414

и заставили их поспешно уйти в горы, бросив часть добычи. Попытка эта стоила горцам значительной потери; и с нашей стороны было до 26 убитых (в том числе 2 офицера и 2 женщины) и 73 раненых (в том числе 4 офицера).

Самый дерзкий, давно небывалый набег совершен горцами 19-го сентября. Шайка прорвалась чрез наши три кордонные линии и напала на правой стороне Кубани, между станицами Тифлисской и Казанской, на проезжавшего генерал-майора Кухаренко с молодым артиллерийским офицером Иогансоном. Оба они были схвачены и увезены в горы к абадзехам. После двух суток быстрого, почти безостановочного бега они очутились в горных трущобах за Белою, недалеко от Майкопа. Горцы требовали за пленных 22 тысячи рублей выкупа. Генерал Кухаренко пользовался влиянием в среде черноморских казаков и был уважаем самими горцами как боевой генерал. Вследствие чрезмерного утомления, изнеможения физического и нравственного он разболелся и 26-го числа умер. После долгих переговоров горцы согласились выдать молодого офицера и тело покойного генерала в обмен за 20 горских семейств. Тело генерала Кухаренко было привезено в Екатеринодар и погребено 6-го октября с подобающими почестями.

В сентябре прусский принц Альбрехт (брат короля Вильгельма) предпринял путешествие на Кавказ. Проехав чрез Австрию и княжества Дунайские в Одессу, Николаев, далее в землю Войска Донского, в Ставрополь и Владикавказ, принц прибыл 8/20-го сентября в Тифлис; пробыл здесь три дня; затем объехал большую часть Закавказья: посетил Кахетию, Нуху, Шемаху, Баку, Шушу, Елизаветполь, Эривань, Кутаис, Гурию и обратно по Военно-Грузинской дороге проехал чрез Ставрополь и Прочный Окоп в Майкоп, куда прибыл 31-го октября. Здесь приготовлено было ему помещение у командира 21-го стрелкового батальона подполковника Бюнтинга, бывшего прусского офицера. К тому же времени прибыл в Майкоп и граф Евдокимов, под личным начальством которого Даховский отряд, расположенный на Кур-жипсе, должен был предпринять наступательное движение в верховье Пшехи. Принц участвовал в этой семидневной экспедиции (с 4-го по 10-е ноября) и в стычках с горцами 5-го и 9-го числа, стоивших нам до 7 убитых и 39 раненых. На принца возложено было графом Евдокимовым командование частью отряда, конечно, более почетное, чем действительное. По возвращении отряда на прежнее место стоянки на Куржипсе (11-го числа) принц, чрезвычайно довольный, выразил и словесно, и письменно по-

415

хвалу нашим войскам, закончив свой приказ по отряду словами: «Да здравствует Россия, и Боже Царя храни!» В тот же день, после трогательного прощания, он оставил отряд; в Майкопе снова были проводы, и затем принц проехал чрез Ставрополь и Новочеркасск в Москву, посетив на пути Хреновский конный завод.

Даховский отряд, по отъезде принца Альбрехта, снова предпринял, 15-го ноября, движение, под начальством полковника Геймана, вверх по р. Белой и занял с боя котловину, в которой обитало прежде племя хамышейское. По этой котловине пролегает летняя дорога к убыхам. В то же время (16-24-го декабря) другой отряд — Пшехский, под начальством генерал-майора Преображенского, делал набеги на горские аулы в долинах притоков Пшехи и Пшиша.

Так прошел весь 1862 год на Кавказе, все в ожидании возвра- ' щения наместника и главнокомандующего. В октябре фельдмаршал, наконец, решился ехать в Петербург. Возвращение его на Кавказ считалось уже делом решенным, так что 17-го октября последовал на имя князя Григ<ория> Дм<итриевича> Орбелья-ни Высочайший рескрипт, которым слагалось с него временное исполнение обязанностей наместника и главнокомандующего. В Царском Селе сделаны были все распоряжения к приему фельдмаршала и помещению его в тамошнем дворце. Но вдруг 20-го октября получена в Петербурге телеграмма, что князь Барятинский остановился в Режице и не мог продолжать путешествие по причине сильного приступа подагры. Чрез три дня перевезли его не без труда в Вильну, где он и пролежал более трех месяцев.

На азиатских наших окраинах в этом году не произошло ничего замечательного. Только в самом начале года (в январе) начальник Сыр-Дарьинской линии генерал-лейтенант Дебу, с разрешения оренбургского начальства (генерал-адъютанта Безака), собрав небольшой отряд, подступил к Дин-кургану — новой крепостце, возведенной коканцами в 8 верстах выше отнятого у них и срытого в прошлом году Яны-кургана. Коканцы защищались; но были выбиты из укрепления, потеряв до 70 человек убитых и раненых. В нашем отряде было 4 убитых и 12 раненых. Это было последним военным предприятием генерала Дебу, который в сентябре того же года скончался. На место его начальником Сыр-Дарьинской линии назначен полковник Веревкин, пользовавшийся репутацией отличного офицера, разумного и энергичного.

416

Кроме разрушения коканской крепостцы Дин-кургана в этом году возведено, по распоряжению оренбургского начальства, новое степное укрепление на р. Эмбе, названное Эмбенским.

По случаю смерти коканского хана Мулах-хана возникла война между Бухарой и Коканом. Эмир бухарский Музафар-хан (вступивший на престол в 1860 году), постоянно домогавшийся преобладания над Коканом, желал возвести на ханство Коканское своего зятя Худояр-хана и, дабы поддержать его против враждебной ему партии, собрал в конце апреля свои войска при Ура-тюбе, а в конце мая двинулся в коканские владения, овладел Ташкентом, Ходжентом и некоторыми другими пунктами.

Начальствовавший в Семиреченской области полковник Кол-паковский, собрав в начале октября отряд при укреплении Верном, предпринял движение к коканской крепости Пишпеку, которая была уже раз взята нами в 1860 году и снова восстановлена коканцами. Крепость была взята вторично, с 6-сотенным гарнизоном и 9 орудиями. Потеря в наших войсках состояла из 13 убитых и 17 раненых.